10.04.2016 в 20:46
Пишет Torres Izabella:ППКС
URL записи10.04.2016 в 11:38
Пишет .Рысь.:Очередное стащенное, улыбнуло. КАК Я РОДИЛА РЕБЕНКА И НАЧАЛСЯ УЖАС
читать дальшеБеременность и роды были столь чудесными, что и говорить про это бессмысленно. Самое интересное началось потом, вот почти сразу. Едва я осталась наедине с младенцем, на меня накатил настоящий ужас, ведь это существо не понимает ровным счетом ничего. Вообще.
Я не могу ему процитировать кусок из книги, привести ему доводы или даже просто объяснить, как его зовут. Как мы будем понимать друг друга? Прочитав кучу книг по «младенцеводству», я точно решила, чем кормить (грудным молоком), во что одевать, как с ним общаться и чего ожидать. Но практика, как и обычно, оказалась куда веселее.
***
После беременности очень деформируется тело. Добрые и чудесные гормоны беременности — прогестерон и эстроген — после родов, видимо, перестают выделяться в кровь лошадиными дозами, что способствует значительному ухудшению настроения. А ведь в беременность даже политические новости не вгоняли в отчаяние! Итак, допинг кончился.
Зато началось молоко. Врачи считают, что младенца нужно кормить шесть раз в день и два раза ночью. Только младенец этого не знает. И поэтому, как только он окончательно признал во мне лучший бар в городе, — то предпочел первые недели жизни питаться каждый час. А ночью — каждый час после полуночи до семи утра. Его было невозможно переубедить, к тому же младенцы специально устроены так, что чем они младше — тем невыносимей их плач. Матери, видимо, тоже продуманы так, что не умирают от недосыпа.
Мой нулевой размер стал четвертым. Эту огромную порногрудь на моем худом теле было видно даже из-за спины! Я с трудом втискивала ее в одежду. И самое ужасное, я три месяца провела по уши в молоке. Оно само начинало буквально выливаться, стоило мне подумать о ребенке, услышать его плач? взять его на руки, выпить горячего чаю… Разумеется, молочные реки не останавливались и ночью. Словом, было холодно, липко и тоскливо.
С этих пор меня ужасно смешит образ кормящей женщины, ведь она обычно выглядит так: распущенные волосы, вид сверху, груди не видно, но видно улыбающегося младенца. Эти двое, значит, смотрят умиленно друг другу в глаза, и все явно неприлично счастливы. Или еще хуже — в стиле а-ля расслабленные пейзане: женщина в белом (чаще всего этническом) платье, привалилась к стогу сена и, прикрыв грудь головой ребенка, распустив локоны, кормит, глядя в небо...
Фотографы явно упрощают себе задачу: никто не хочет показать эту самую страшную правду, которая заключается в том, что:
1. Младенец цепляется за волосы, а руки у него, как правило, в молоке. Он хватает их в кулачок и старается намотать на руку. Его очень сложно отцепить, так как у детенышей высших приматов принято передвигаться, «держась за шерсть матери», и рефлекс этот угасает очень долго. А еще милые дети тянут все в рот. И волосы тоже. Особенно длинные.
2. Молоко подтекает, льется, разливается, ему не будет конца и края, поэтому хлопковые или льняные тонкие маечки нежных расцветок выглядят соответственно.
3. Младенец срыгивает, из него запросто вытекает молоко, а бывает он срыгивает и просит еще. И делает это громко, часто с противной красной миной, размахивая конечностями, норовя угодить пяткой в челюсть.
4. Не смотрят мать и дитя друг на друга, возвышенно улыбаясь. С ума можно сойти так делать, если младенец обедает по десять раз за день.
Как правило, ребенок до трех месяцев вообще никуда не смотрит, а мать — смотрит в монитор или в книгу, или уворачивается от пятки в челюсть.
***
Однако ребенок быстро менялся, и самый тяжелый период занял первые три месяца: он не фокусировал взгляд, он вообще меня не замечал, а нужна я ему была только в периоды большого расстройства. В другое время он попросту спал. Иногда он мечтательно улыбался занавескам и пускал слюни... В общем, коммуникации никакой. А ты стоишь, залитая молоком, в четвертом часу утра и пытаешься его уговорить не очень громко орать и поскорее заснуть.
Спасибо человечеству за то, что оно в конце концов изобрело стиральные машинки, подгузники, прокладки на грудь, миллион игрушек, которые способны минуты на три отвлечь младенца. Также существуют отцы-няни-бабушки-и-дедушки, да! Но есть некоторые вещи, которые невозможно или очень сложно изменить.
Например, психологическое состояние. Потому что в твоей жизни появился кто-то другой. Или даже так — «Другое», настолько оно необычное и мало похожее на все, с чем человеку приходится в жизни сталкиваться. И, надо сказать, я бы куда меньше переживала, если бы у меня вдруг отросла третья рука, ее я как-нибудь бы приспособила. Но младенец — куда более странное явление.
Во-первых, как я успела убедиться, даже если ребенок долгожданный и все было продумано до мелочей, а детские вещи при беременности умиляли до слез и скупались чемоданами — все это не является верным признаком того, что родив ребенка, вы воспылаете немедленно к нему дикой и неконтролируемой любовью.
На самом деле, в женщин не встроена кнопка «полюбить немедленно все, что из тебя вытащит акушерка». Нет, к младенцам многие привыкают какое-то время, а мне от недосыпа первые пару месяцев вообще казалось невозможным испытывать хоть какие-то чувства кроме желания поспать и проснуться не от детского плача. Но при этом меня, как и многих подобных мне, мучило совершенно иррациональное чувство вины: я совершенно не умилялась от вида ребенка, да и вообще ничего особенного к нему не чувствовала.
Во-вторых, младенец диктует свои условия. Ты — раб лампы. Ты спишь, пока он спит. И ешь, пока он спит. И убираешь шепотом квартиру, пока он спит. И пытаешься приготовить ужин. Или поработать. Или посидеть, глядя в стену. Словом, все дела зависят от младенческого расписания, которое меняется, как погода.
Интровертам, надо сказать, очень тяжело: приходится постоянно быть в тесном контакте с человеком, который, конечно, теперь твой самый близкий (и беспомощный) родственник, и в минуты покоя кажется самым чудесным существом на свете, но вообще-то хочется побыть одному. Хоть немного. Просто посидеть, не пытаясь сделать все дела, пока младенец спит, не прислушиваясь нервно — вдруг уже проснулся — и не подпрыгивать от звонка мобильного, который, как назло, валяется где-то неподалеку от хрупкого детского сна.
Поэтому пока супруг по вечерам проявлял чудеса изобретательности, я сидела в ванной по полчаса и под громкий шум воды рассматривала сияющий барабан стиральной машинки.
Именно тогда я подумала. что зря выбрала такое бесшумное устройство. Потому что только плотный шум немного отделял меня от семьи и создавал иллюзию уединения. Эти полчаса реально давали силы прожить сутки более-менее достойно. Сорокаминутные походы за продуктами (пока супруг с ребенком) воспринимались как невероятное приключение, гости — как пришельцы с Луны (ничего себе, где-то жизнь!), а звонки начальства — как невероятная радость. Ведь, боже мой, до родов я была кем-то еще.
***
Еще одна важная проблема: абсолютно все в нашем добром обществе знают, как лучше вам управиться с вашим собственным ребенком. Советы сыпались на меня везде, догоняя даже в кошмарных снах. «Наденьте на него шапочку» — этот рефрен сопровождал меня даже в 25-тиградусную жару. В нашем обществе принято запаковывать детей наглухо, а поступать по обстоятельствам считается непростительным нонконформизмом, который будет достойно наказан.
Ко мне совершенно серьезно подходили незнакомцы на улице со своими рекомендациями, один из них даже предложил безвозмездно носки для ребенка (в жару). Это все было удивительно, и отбиваться приходилось регулярно.
Женщины испокон веков рожали детей и, судя по тому, что человечество не вымерло, — довольно успешно. Но официальная наука по «младенцеводству» до сих пор не имеет золотых стандартов. Есть рекомендации ВОЗ, есть педиатрия, а есть миллиард стереотипов и домыслов.
К примеру, наукой установлено, что детям нужно делать прививки. Очень хорошо. Но стоит только немножко погуглить не в ту степь, и вы тут же узнаете, что «от прививок вымерла половина планеты» и так далее, вплоть до развенчания мировых заговоров в фармкомпаниях. Подобные противоречивые сведения, мягко говоря, немного нервируют и без того задерганную мать семейства.
Мир младенцев полон противоречиями. Кто-то кормит грудью чуть ли не до трех лет, свято веря, что отлучение от груди скажется на интеллектуальной успеваемости спустя двадцать лет, кто-то (обычно врачи) утверждает, что сворачивать все это грудное вскармливание нужно в полгода, а иначе случится что-нибудь ужасное (здесь мнения расходятся, но в ход идут обычно аргументы про разрушение зубов и что-нибудь про порчу характера).
Нельзя приручать к рукам — будет инфантильным алкоголиком, и нельзя не брать на руки — станет травмированным социопатом. И чем старше ребенок, тем острее разворачиваются конфликты среди поклонников разных идеологий. Кто-то утверждает, ссылаясь на самые достоверные источники, что до трех лет нужно развивать мелкую моторику и хоть что-нибудь еще, что можно поразвивать. Или социализировать скорей ребенка, который как раз к шести месяцам научился ползать. О, это страшное слово «социализация»!
Карапуз еще задорно пускает слюни, а уже начинаются советы и обсуждения по поводу «общения со сверстниками», потому что «нужно уже налаживать социальные контакты». У некоторых матерей появляются жалобы типа «у меня мрачный ребенок, он не хочет в песочницу, как же он будет ходить в офис?». О дивный, новый мир! Детям не оставляют ни малейшего права быть меланхоличными нелюдимами, нервными социофобами и, в общем-то, просто людьми.
***
Зажмурив глаза и заткнув уши, я кое-как проскочила самый трудный момент младенческого возраста.
За первый год мы с младенцем оба здорово выросли. Сейчас он задорно носится по дому, не подозревая, что слово «социализация» под запретом, а на обсуждение его будущей профессии наложено табу.
Со мной он объясняется крайне емкими словами и жестами, хотя я научилась его понимать без слов вообще. От груди ребенок отлучился сам, за что ему большое человеческое спасибо.
Общество доброхотов с советами я научилась разгонять разными законными методами. Выводы тоже сделаны: чтобы спокойно быть матерью и не дергаться, нужна всего лишь носорожья шкура, стальные нервы, критический разум и трепетное сердце (а также медицинское образование, навыки продвинутого тайм-менеджмента, лошадиная выносливость и, за компанию, море спокойствия и понимания).
Одним словом, жить можно, так как младенцы быстро меняются. И даже можно очень неплохо жить, если не пытаться соответствовать заведомо недостижимому идеалу матери-героини, который наше общество активно навязывает всем людям с детьми.
URL записичитать дальшеБеременность и роды были столь чудесными, что и говорить про это бессмысленно. Самое интересное началось потом, вот почти сразу. Едва я осталась наедине с младенцем, на меня накатил настоящий ужас, ведь это существо не понимает ровным счетом ничего. Вообще.
Я не могу ему процитировать кусок из книги, привести ему доводы или даже просто объяснить, как его зовут. Как мы будем понимать друг друга? Прочитав кучу книг по «младенцеводству», я точно решила, чем кормить (грудным молоком), во что одевать, как с ним общаться и чего ожидать. Но практика, как и обычно, оказалась куда веселее.
***
После беременности очень деформируется тело. Добрые и чудесные гормоны беременности — прогестерон и эстроген — после родов, видимо, перестают выделяться в кровь лошадиными дозами, что способствует значительному ухудшению настроения. А ведь в беременность даже политические новости не вгоняли в отчаяние! Итак, допинг кончился.
Зато началось молоко. Врачи считают, что младенца нужно кормить шесть раз в день и два раза ночью. Только младенец этого не знает. И поэтому, как только он окончательно признал во мне лучший бар в городе, — то предпочел первые недели жизни питаться каждый час. А ночью — каждый час после полуночи до семи утра. Его было невозможно переубедить, к тому же младенцы специально устроены так, что чем они младше — тем невыносимей их плач. Матери, видимо, тоже продуманы так, что не умирают от недосыпа.
Мой нулевой размер стал четвертым. Эту огромную порногрудь на моем худом теле было видно даже из-за спины! Я с трудом втискивала ее в одежду. И самое ужасное, я три месяца провела по уши в молоке. Оно само начинало буквально выливаться, стоило мне подумать о ребенке, услышать его плач? взять его на руки, выпить горячего чаю… Разумеется, молочные реки не останавливались и ночью. Словом, было холодно, липко и тоскливо.
С этих пор меня ужасно смешит образ кормящей женщины, ведь она обычно выглядит так: распущенные волосы, вид сверху, груди не видно, но видно улыбающегося младенца. Эти двое, значит, смотрят умиленно друг другу в глаза, и все явно неприлично счастливы. Или еще хуже — в стиле а-ля расслабленные пейзане: женщина в белом (чаще всего этническом) платье, привалилась к стогу сена и, прикрыв грудь головой ребенка, распустив локоны, кормит, глядя в небо...
Фотографы явно упрощают себе задачу: никто не хочет показать эту самую страшную правду, которая заключается в том, что:
1. Младенец цепляется за волосы, а руки у него, как правило, в молоке. Он хватает их в кулачок и старается намотать на руку. Его очень сложно отцепить, так как у детенышей высших приматов принято передвигаться, «держась за шерсть матери», и рефлекс этот угасает очень долго. А еще милые дети тянут все в рот. И волосы тоже. Особенно длинные.
2. Молоко подтекает, льется, разливается, ему не будет конца и края, поэтому хлопковые или льняные тонкие маечки нежных расцветок выглядят соответственно.
3. Младенец срыгивает, из него запросто вытекает молоко, а бывает он срыгивает и просит еще. И делает это громко, часто с противной красной миной, размахивая конечностями, норовя угодить пяткой в челюсть.
4. Не смотрят мать и дитя друг на друга, возвышенно улыбаясь. С ума можно сойти так делать, если младенец обедает по десять раз за день.
Как правило, ребенок до трех месяцев вообще никуда не смотрит, а мать — смотрит в монитор или в книгу, или уворачивается от пятки в челюсть.
***
Однако ребенок быстро менялся, и самый тяжелый период занял первые три месяца: он не фокусировал взгляд, он вообще меня не замечал, а нужна я ему была только в периоды большого расстройства. В другое время он попросту спал. Иногда он мечтательно улыбался занавескам и пускал слюни... В общем, коммуникации никакой. А ты стоишь, залитая молоком, в четвертом часу утра и пытаешься его уговорить не очень громко орать и поскорее заснуть.
Спасибо человечеству за то, что оно в конце концов изобрело стиральные машинки, подгузники, прокладки на грудь, миллион игрушек, которые способны минуты на три отвлечь младенца. Также существуют отцы-няни-бабушки-и-дедушки, да! Но есть некоторые вещи, которые невозможно или очень сложно изменить.
Например, психологическое состояние. Потому что в твоей жизни появился кто-то другой. Или даже так — «Другое», настолько оно необычное и мало похожее на все, с чем человеку приходится в жизни сталкиваться. И, надо сказать, я бы куда меньше переживала, если бы у меня вдруг отросла третья рука, ее я как-нибудь бы приспособила. Но младенец — куда более странное явление.
Во-первых, как я успела убедиться, даже если ребенок долгожданный и все было продумано до мелочей, а детские вещи при беременности умиляли до слез и скупались чемоданами — все это не является верным признаком того, что родив ребенка, вы воспылаете немедленно к нему дикой и неконтролируемой любовью.
На самом деле, в женщин не встроена кнопка «полюбить немедленно все, что из тебя вытащит акушерка». Нет, к младенцам многие привыкают какое-то время, а мне от недосыпа первые пару месяцев вообще казалось невозможным испытывать хоть какие-то чувства кроме желания поспать и проснуться не от детского плача. Но при этом меня, как и многих подобных мне, мучило совершенно иррациональное чувство вины: я совершенно не умилялась от вида ребенка, да и вообще ничего особенного к нему не чувствовала.
Во-вторых, младенец диктует свои условия. Ты — раб лампы. Ты спишь, пока он спит. И ешь, пока он спит. И убираешь шепотом квартиру, пока он спит. И пытаешься приготовить ужин. Или поработать. Или посидеть, глядя в стену. Словом, все дела зависят от младенческого расписания, которое меняется, как погода.
Интровертам, надо сказать, очень тяжело: приходится постоянно быть в тесном контакте с человеком, который, конечно, теперь твой самый близкий (и беспомощный) родственник, и в минуты покоя кажется самым чудесным существом на свете, но вообще-то хочется побыть одному. Хоть немного. Просто посидеть, не пытаясь сделать все дела, пока младенец спит, не прислушиваясь нервно — вдруг уже проснулся — и не подпрыгивать от звонка мобильного, который, как назло, валяется где-то неподалеку от хрупкого детского сна.
Поэтому пока супруг по вечерам проявлял чудеса изобретательности, я сидела в ванной по полчаса и под громкий шум воды рассматривала сияющий барабан стиральной машинки.
Именно тогда я подумала. что зря выбрала такое бесшумное устройство. Потому что только плотный шум немного отделял меня от семьи и создавал иллюзию уединения. Эти полчаса реально давали силы прожить сутки более-менее достойно. Сорокаминутные походы за продуктами (пока супруг с ребенком) воспринимались как невероятное приключение, гости — как пришельцы с Луны (ничего себе, где-то жизнь!), а звонки начальства — как невероятная радость. Ведь, боже мой, до родов я была кем-то еще.
***
Еще одна важная проблема: абсолютно все в нашем добром обществе знают, как лучше вам управиться с вашим собственным ребенком. Советы сыпались на меня везде, догоняя даже в кошмарных снах. «Наденьте на него шапочку» — этот рефрен сопровождал меня даже в 25-тиградусную жару. В нашем обществе принято запаковывать детей наглухо, а поступать по обстоятельствам считается непростительным нонконформизмом, который будет достойно наказан.
Ко мне совершенно серьезно подходили незнакомцы на улице со своими рекомендациями, один из них даже предложил безвозмездно носки для ребенка (в жару). Это все было удивительно, и отбиваться приходилось регулярно.
Женщины испокон веков рожали детей и, судя по тому, что человечество не вымерло, — довольно успешно. Но официальная наука по «младенцеводству» до сих пор не имеет золотых стандартов. Есть рекомендации ВОЗ, есть педиатрия, а есть миллиард стереотипов и домыслов.
К примеру, наукой установлено, что детям нужно делать прививки. Очень хорошо. Но стоит только немножко погуглить не в ту степь, и вы тут же узнаете, что «от прививок вымерла половина планеты» и так далее, вплоть до развенчания мировых заговоров в фармкомпаниях. Подобные противоречивые сведения, мягко говоря, немного нервируют и без того задерганную мать семейства.
Мир младенцев полон противоречиями. Кто-то кормит грудью чуть ли не до трех лет, свято веря, что отлучение от груди скажется на интеллектуальной успеваемости спустя двадцать лет, кто-то (обычно врачи) утверждает, что сворачивать все это грудное вскармливание нужно в полгода, а иначе случится что-нибудь ужасное (здесь мнения расходятся, но в ход идут обычно аргументы про разрушение зубов и что-нибудь про порчу характера).
Нельзя приручать к рукам — будет инфантильным алкоголиком, и нельзя не брать на руки — станет травмированным социопатом. И чем старше ребенок, тем острее разворачиваются конфликты среди поклонников разных идеологий. Кто-то утверждает, ссылаясь на самые достоверные источники, что до трех лет нужно развивать мелкую моторику и хоть что-нибудь еще, что можно поразвивать. Или социализировать скорей ребенка, который как раз к шести месяцам научился ползать. О, это страшное слово «социализация»!
Карапуз еще задорно пускает слюни, а уже начинаются советы и обсуждения по поводу «общения со сверстниками», потому что «нужно уже налаживать социальные контакты». У некоторых матерей появляются жалобы типа «у меня мрачный ребенок, он не хочет в песочницу, как же он будет ходить в офис?». О дивный, новый мир! Детям не оставляют ни малейшего права быть меланхоличными нелюдимами, нервными социофобами и, в общем-то, просто людьми.
***
Зажмурив глаза и заткнув уши, я кое-как проскочила самый трудный момент младенческого возраста.
За первый год мы с младенцем оба здорово выросли. Сейчас он задорно носится по дому, не подозревая, что слово «социализация» под запретом, а на обсуждение его будущей профессии наложено табу.
Со мной он объясняется крайне емкими словами и жестами, хотя я научилась его понимать без слов вообще. От груди ребенок отлучился сам, за что ему большое человеческое спасибо.
Общество доброхотов с советами я научилась разгонять разными законными методами. Выводы тоже сделаны: чтобы спокойно быть матерью и не дергаться, нужна всего лишь носорожья шкура, стальные нервы, критический разум и трепетное сердце (а также медицинское образование, навыки продвинутого тайм-менеджмента, лошадиная выносливость и, за компанию, море спокойствия и понимания).
Одним словом, жить можно, так как младенцы быстро меняются. И даже можно очень неплохо жить, если не пытаться соответствовать заведомо недостижимому идеалу матери-героини, который наше общество активно навязывает всем людям с детьми.